Виктор Косичкин: после победы на чемпионате мира в ложу Брежнева меня занесли на руках

Сегодня, 30 марта, после непродолжительной болезни на 75-м году жизни скончался великий конькобежец, олимпийский чемпион 1960 года на дистанции 5000 м, чемпион мира в классическом многоборье 1962 года, чемпион Европы в классическом многоборье 1961 года – Виктор Косичкин. 18 февраля, в день открытия чемпионата мира по конькобежному спорту в классическом многоборье, исполнилось ровно 50 лет со дня его исторической победы на таком же турнире 1962 года, который прошёл на открытом катке в «Лужниках» при стечении более 100 тыс. болельщиков. Незадолго до юбилея известный журналист Борис Валиев специально для пресс-службы Союза конькобежцев России подготовил интервью с Виктором Косичкиным. Агентство спортивной информации «Весь спорт» публикует небольшие выдержки из беседы, посвящённые победе Виктора Косичкина на чемпионате мира 50-летней давности.

- Летом 1961 года, за полгода до чемпионата мира мы с легендарным Евгением Гришиным случайно оказались на смотровой площадке Ленинских гор. На Большой спортивной арене в «Лужниках» шел какой-то футбольный матч, слышался мощный рев переполненных трибун, и мы завели разговор, что в феврале здесь пройдет чемпионат мира. «Кто его выиграет – станет самым популярным конькобежцем в стране, даже затмит славу Олега Гончаренко. Потому что эта победа будет добыта дома. Когда мы побеждаем в Скандинавии, этого никто из болельщиков не видит, а здесь – заполненная Большая спортивная арена, телевидение… Вся страна узнает и полюбит того, кто выиграет. Как думаешь, кто это будет?» - спросил Гришин. Я, не раздумывая, молча показал на себя. «Ну, ты и нахал!» – только и сказал Женя.

И вот, чемпионат мира, первый день. 500 м выиграл Гришин, а я стал восьмым с результатом 43,6. Это время хоть и не было рекордным для меня, но открывало очень неплохие перспективы на общую победу. Следующую дистанцию – «пятерку» – я обязан был выиграть, но проиграл – занял только четвертое место (8.04,4), пропустив двух шведов и норвежца. Тем не менее, после первого дня я захватил лидерство. Но вечером произошел случай, который едва ни помешал мне добиться успеха. Когда возвращались с доктором Савелием Мышаловым на базу в Баковку, разыгралась сильная метель – и наш автобус застрял в сугробе. Все попытки вытолкнуть его собственными силами, ни к чему не привели. Сидим в снегу, на часах уже полночь, до базы несколько километров. Решили, что надо идти на базу пешком. Теплой одежды с собой не было, пришлось в легкой курточке тащиться в метель, по колено в снегу. А что оставалось делать? 

Дошёл, но утром проснулся разбитым, с зудящими ногами и небольшой температурой. Но решил никому ничего об этом не говорить. Доктор осмотрел меня, измерил давление, покачал головой, но ничего не сказал: надо было ехать на стадион. Тут новая беда: за нами не приехал автобус – застрял где-то на заснеженной дороге. А соревнования начинаются в час дня. Дошли всей командой пешком до шоссе, поймали грузовик. На стадион, конечно, опоздали – на целый час. Но поскольку ЧП случилось не по нашей вине, а в связи с непредсказуемыми погодными условиями, никаких санкций не последовало. Забеги задержали на час.

- А правда, что оба дня на стадионе собиралось по 100 тысяч зрителей?
- 103 тысячи, если быть точным. Уже у метро «Спортивная», как мне потом рассказывали, спрашивали лишний билетик. И это при том, что в Москве в те февральские дни стоял 27-градусный мороз. Представляете, насколько популярным был в то время конькобежный спорт! Кстати, оба дня соревнования посещал и сидел от звонка до звонка Леонид Ильич Брежнев, в то время – председатель президиума Верховного Совета. После соревнований он пригласил меня к себе.

- Об этом чуть позже. Как сложился для вас второй день чемпионата?
- На «полуторке» тоже финишировал с восьмым с результатом – 2.18,0. Проиграл голландцу Хенку ван дер Грифту почти пять секунд и тем самым крайне обострил борьбу в многоборье. После трех забегов голландец возглавил соревнования. Чтобы обойти его, мне нужно было отыграть у него на последней дистанции – 10 000 м – не менее 15 секунд. Стало понятно, что решающее преимущество получит тот, кто будет стартовать позже и получит график бега в качестве «путеводителя» к победе. И вот мой тренер Константин Кудрявцев ушел на жеребьевку, а мы лежим на раскладушках – ждем. Казалось, этому ожиданию не будет конца. Наконец, появляется Константин Константинович и с порога кричит: «Витя, бежишь после Грифта!» Меня, как будто неведомая сила подбросила. Вскочил и сразу закричал: «Всё, я чемпион! Я чемпион мира! Я победил в Москве!»

- Откуда взялась такая уверенность, ведь надо было пробежать ещё 25 кругов?
- К тому времени я уже все просчитал. Понимал, что голландец – единственный, кто может помешать мне стать чемпионом. Стартовав после Грифта и зная график соперника, я опередил его более чем на полминуты и стал абсолютным чемпионом мира. С третьим результатом на «десятке» (16.44,0).

- Евгений Гришин в своих воспоминаниях писал: «Я никогда не видел зрелища более торжественного, чем чествование Виктора Косичкина в «Лужниках». По дорожке ехал лавровый венок. Он был таких размеров, что за ним не было видно Виктора. Горели прожектора. Бегали кинооператоры. Над стадионом вспыхивали фейерверки. Но все это было запланировано программой. А вот когда, как по команде, на трибунах зрители подожгли десятки тысяч газет и программок, пожарники забегали по трибунам».
- Мне потом дали машину ЗиМ, чтобы я отвез венок домой, где меня тоже встретила огромная толпа поклонников. Оказывается, около моего дома сразу после окончания соревнований начались, скажем так, торжества по случаю моей победы. Водка лилась рекой. Меня вытащили из машины, снова надели венок, посадили на крышу ЗиМа и вместе с ним внесли во двор, где из заранее заготовленных дров разожгли костер высотою с трехэтажный дом. Представляете картину?! Я даже на официальный банкет в «Метрополе» опоздал на два часа.

- Давайте вернемся в 18 февраля 1962 года, на Большую спортивную арену в «Лужниках». Как вы оказались в правительственной ложе у Брежнева?
- Довольно любопытно. После того, как я совершил круг почета по дорожке стадиона, мне сказали, что меня хочет лично поздравить Леонид Ильич Брежнев. Даже коньки не дали снять. Дюжие охранники посадили на руки – видимо, чтобы я не испортил лезвиями коньков ковровую дорожку, и понесли на третий этаж, в правительственную ложу. «Что ты хочешь за эту победу?», - спросил Брежнев. «Всё, что мне надо, лежит в МИДе», - отвечаю. Это было письменное заявление с просьбой разрешить мне жениться на гражданке Чехословакии Гане Бартошевой. На следующее утро меня разбудил звонок в дверь. «Поздравляю, – говорит вас с победой! Вам пакет», - говорит молодой лейтенант. Заглядываю, а там – разрешение на регистрацию брака, билеты в Прагу, загранпаспорт с визой на месяц, немного чешских крон и записка: «Если будут какие-то трудности, обращайтесь к товарищу Новотны. Брежнев». А Антонин Новотны – это, если кто не знает, тогдашний президент Чехословакии.