70 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ. ГЕРОИ ВОЙНЫ И СПОРТА. Часть IV. На ковре и на поле

70 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ. ГЕРОИ ВОЙНЫ И СПОРТА. Часть IV. На ковре и на поле

9 мая исполнится 70 лет со Дня Победы в Великой Отечественной войне. Агентство спортивной информации «Весь спорт» при поддержке медиа-проектов Министерства спорта РФ «Сборная России-2014» и «Сборная России-2016» в рубрике «Герои войны и спорта» продолжает рассказ о соотечественниках, которые принесли планете мир. Специальный корреспондент Борис Валиев – о борцах, боксерах и представителях игровых видов спорта.

Часть IV. На ковре и на поле

На первой для сборной СССР Олимпиаде 1952 года в Хельсинки на соревнованиях по греко-римской борьбе произошла история, достойная пера киносценариста. В весовой категории до 62 кг золотую медаль выиграл трехкратный (на тот момент) чемпион СССР Яков Пункин. «Молния на ковре» – прозвали его за взрывной стиль борьбы.

«Я была на финальной схватке Яши. Даже сейчас, спустя много лет, наворачиваются слезы. Он побеждает соперника из Венгрии, судья вскидывает его руку – и все видят ниже локтя тысячу какой-то номер, оставшийся от концлагеря. Судью будто током ударило. Закатывает рукав – и у него тоже наколот ряд цифр. Крепко обнимает нашего борца. Оказалось, она находились в одном лагере…», - рассказала олимпийская чемпионка Хельсинки в метании диска Нина Пономарева (Ромашкова).

Курсант волковысской танковой школы Яков Пункин попал в плен в Белоруссии, как и будущий выдающийся гимнаст Виктор Чукарин, в первые же дни войны. Сменил три немецких концентрационных лагеря, выдавая себя за осетина, что помогло выжить. Весной 1945 года он был освобожден из лагеря Меннен войсками союзников.
Поговаривали, что Пункину, уже тогда неплохому борцу, предлагали перебраться в США, но он отказался. И – едва не оказался в советском плену. К счастью, в проверочно-фильтрационном лагере ему удалось убедить проверяющих, что рядовой Яков Пункин достоин быть советским человеком, после его отправили служить в Магдебург. Там и состоялось его возвращение в борьбу, завершившееся олимпийской победой.

Об отчаянном гусарском характере Пункина ходили легенды, многие из которых были реальными. Однажды после тяжелых соревнований в Ростове-на-Дону борцы хорошо «приняли на грудь», и Яков поспорил с кем-то, что сделает стойку на одной руке на балконе четвертого этажа гостиницы. И сделал. Разве мог он проиграть?

Еще один участник Великой Отечественной войны в составе той олимпийской сборной СССР по греко-римской борьбе Шалва Чихладзе стал серебряным медалистом в полутяжелом весе (до 87 кг). Еще в 1932 году, когда Шалва упал с лошади и порвал мышцы левой руки, врачи сказали ему, что он больше не борец. К счастью, 20-летний парень умел бороться не только на ковре.

Чихладзе сумел победить этот диагноз-приговор, и через четыре года, переехав из Кутаиси в Москву, выиграл первый свой титул чемпиона Советского Союза. Обладал феноменальной физической силой: на «мосту» его не могли дожать до лопаток даже более тяжёлые борцы – такие мастера, как Йоханнес Коткас, Александр Мазур и Арсен Мекокишвили.

Когда началась война, Чихладзе воевал, как и многие спортсмены, в составе Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН), участвовал в Параде на Красной площади 7 ноября 1941 года. В январе 42-го в бою у деревни Верхне-Куклино в Калужской области был ранен в ту же злополучную левую руку. Пуля пробила предплечье и повредила нерв. Три с лишним месяца провел в госпитале, после чего был отправлен долечиваться в Тбилиси, где впоследствии возобновил занятия борьбой. Когда Чихладзе в 40 (!) лет включили в олимпийский состав, он был четырехкратным чемпионом СССР по греко-римской борьбе и неоднократным призером – по вольной.

Добровольцем в июне 41-го вступил в ОМСБОН и боксер, серебряный призер чемпионата страны-1940 в категории до 67 кг Сергей Щербаков. Воевал в тылу врага, в диверсионной группе подрывников. Под Новый, 43-й год, возвращаясь с очередной операции, был тяжело ранен в ногу.

«Пока довезли до госпиталя, нога стала – как полено, - вспоминал потом Сергей Семенович. – Услышав от врачей слово «ампутация», стал убеждать их, что я – высококлассный боксер и мне без ноги никак нельзя. Бокс – это моя жизнь, и если у меня хватило силы воли стать боксером, значит, хватит и на то, чтобы уйти из жизни, если останусь без ноги… Ногу мне спасли, но ступня почти перестала сгибаться. Тренируя её, испытывал очень сильные боли, но воли хватило, чтобы, в конце концов, восстановиться. В 1944 году, когда возобновили прерванный войной чемпионат СССР, занял первое место в полусреднем весе, которое потом никому не уступал в течение 10-и лет. Но в Хельсинки смог завоевать только серебро – проиграл в финале поляку Зигмунду Хихле. Не хватило международного опыта, ведь полноценный международный дебют состоялся лишь в 34-летнем возрасте. Лучшие годы тогда уже остались позади».

«Реабилитировался» Сергей Щербаков через четыре года на Олимпиаде-56 в Мельбурне, куда приехал уже в качестве главного тренера сборной СССР по боксу. Наша команда выиграла шесть медалей – три золотые, одну серебряную и две бронзовые.

Защитник футбольной олимпийской сборной СССР на Олимпиаде в Хельсинки (выступление которой, несмотря на поражение в переигровке второго раунда от югославов, золотыми буквами вписано в историю отечественного футбола) Юрий Нырков был одним из немногих олимпийцев-фронтовиков, кто закончил войну в Берлине – 11 мая 1945 года.

Последние два дня, по собственному выражению, «немца по развалинам отлавливал». «Заглянешь в подвал – сидит с консервами и автоматом... Человек пять приятелей только за те дни погибли. 15-летние пацаны до последнего отстреливались. «Гитлерюгенд»… Мне вот как-то один на один убивать не приходилось. В плен брать – это да. Самое страшное – когда «катюши» в последние дни по своим били. Но – выжил. Посчастливилось. Двумя контузиями отделался. Вторая – тяжелая».

Через неделю после начала Великой Отечественной войны Нырков по путевке комсомола был направлен на строительство оборонительных укреплений под Вязьмой. Потом участвовал в таких же работах на реке Суре в Горьковской области. В мае 1942 года был призван в ряды Красной Армии и направлен на учебу в Тамбовское артиллерийское техническое училище, по окончанию которого в мае 43-го в звании младшего лейтенанта отбыл в полк самоходной артиллерии, формирующийся в городе Ивантеевке Московской области, а затем – на Калининский фронт. Командовал взводом подвоза боеприпасов для полка самоходной артиллерии, входившего в состав частей Резерва Верховного Главнокомандования и служившего для усиления частей наступавшей армии.

«Как-то еду в тыл на самоходке с вышедшей из строя пушкой, - вспоминал Юрий Александрович. – Вдруг, пехотинец останавливает. Говорит: немцы в подвале засели, пушку бы на них наставить, чтобы вышли. А на моем комбинезоне знаков различия никаких. Немцы передают, что только со старшим офицером разговаривать будут. Ладно, думаю, майором представлюсь. А подвал – метров 500! И немцев забилось там с полтыщи. Вооруженные. Несколько генералов. Приехали, думаю: «Сейчас нас, двух дураков, здесь и порешат. Но объявляю: «Мы гарантируем: если выйдете, сдадите оружие – жизнь вам сохранят...» И что же? Все до единого выбрались наверх! Я генеральские «вальтер» и «браунинг» себе как трофеи оставил, а пехоту попросил, чтобы не забыла при докладе, что самоходный полк помог. Чтобы так и записали!..»

Командир самоходной артиллерийской установки старший лейтенант Нырков участвовал в Корсунь-Шевченковской операции, с боями прошел Польшу, форсировал Эльбу. Зимой 45-го стал участником знаменитой операции в районе города Кюстрин, когда ночью множеством прожекторов была освещена вся занимаемая немцами территория для ослепления находившихся там войск.

Свои первые послевоенные футбольные матчи Нырков сыграл на территории оккупированной Германии. Сначала команда, созданная им по приказу командира полка, выиграла состязания в составе дивизии, затем – корпуса армии, а в 1946 году завоевала Кубок Спартакиады Группы Советских оккупационных войск.

С боевым орденом Красной Звезды вернулся с войны игрок баскетбольной команды таллиннского Дома офицеров, будущий разыгрывающий олимпийской сборной СССР образца 1952 года Иоанн Лысов, служивший в 7-й стрелковой Эстонской Таллиннской Краснознаменной дивизии, сформированной в декабре 1941 года. Участвовал в освобождении Великих Лук, Невеля, Нарвы, Тарту, принимал участие в Таллиннской наступательной операции, освобождении острова Сааремаа и ликвидации Курляндской группировки фашистов.

Всю войну проработал на одном из московских оборонных заводов партнер Лысова по команде Виктор Власов. Там был другой фронт – трудовой, бойцы которого тоже каждый день приближали нашу Победу.

Лысов и Власов с товарищами добрались в олимпийском Хельсинки до финала, где уступили неизменным победителям всех предыдущих Игр американцам всего 11 очков. К слову, лучшим бомбардиром олимпийского турнира стал игрок советской команды Отар Коркия, набравший 138 очков.

Олимпийский чемпион Мельбурна, один из лучших бомбардиров в истории отечественного футбола, многолетний и действующий первый вице-президент Российского футбольного союза Никита Симонян в 1941 году был совсем мальчишкой, но очень быстро понял, что это такое – война.

«Когда началась война, мне, 14-летнему мальчишке, тоже стали близки взрослые заботы и тревоги, - вспоминает Никита Павлович. – Вмиг изменился и Сухуми, город в котором мы тогда жили – белые бумажные кресты на окнах, очереди в магазинах, где говорили, кого сегодня проводили на фронт и кого уже не надо ждать. Вместе с взрослыми мы слушали сводки Совинформбюро, которые становились все тревожней. Фронт приближался, бои шли на перевалах. Прибывало все больше беженцев, эвакуированных, которых, потеснившись, принимали в сухумских домах.

Мы бегали смотреть, как на горе Чернявского рядом с нашим домом устанавливали зенитки. Их поставили и около маяка. Отец, как и многие соседи, вырыл в саду бомбоубежище – траншею с плоской крышей. Если с неба доносился самолетный гул, все с тревогой поднимали вверх головы: кто летит? Наши или фашисты? Гул немецких бомбардировщиков стал предвестником несчастий.

В один из первых налетов бомба упала за квартал от нашего дома, разрушила здание обкома партии. Когда самолеты улетели, я вместе с другими бросился туда и увидел убитую женщину. Потрясение было – не передать словами: вот она, война!

Таило в себе опасность и бывшее еще совсем недавно теплым и ласковым море. Однажды, сидя на пляже, мы увидели, как взлетело на воздух маленькое транспортное суденышко, которое подстерегла вражеская подводная лодка».

«Никогда не забуду, - продолжает Никита Павлович, – как немецкие бомбы угодили в большой транспортный корабль, прибывший из Новороссийска. Он увез от войны и боев женщин, детей, стариков, и, остановившись на рейде, ждал, когда пассажиров примут и разместят. В городе готовили жилье для новороссийских беженцев, и вдруг…

В судно попали три бомбы, и оно сразу же пошло ко дну. Над водой остались лишь торчащие трубы, как памятник погибшим. Эта страшная картина до сих пор перед глазами. Весь город очень тяжело пережил эту трагедию…»

Такие воспоминания, складывающиеся в один огромный паззл со страшным названием «Война», были и есть у каждого советского участника Олимпийских игр 50-х. Она нещадно коснулась всех без исключения: спортсменов, тренеров, врачей, массажистов, управленцев из делегаций. И всё меньше остается живых свидетелей тех событий. Увы, время летит неумолимо.